На таком человеке, как Юлиан, становится необычайно ясно, до чего мелки обыкновенные человеческие мысли. Учение о Сыне Человеческом должно было принимать различные формы, смотря по тому, насколько было возможно составить представление о самом человеке, об его существе. О Сыне Человеческом слагались, следовательно, такие же представления, как и о самом человеке. Одно обуславливало другое. Но в этом люди весьма отличались друг от друга. И в настоящее время меньше всего могут глубоко понять это. — «Человек — МАНУШЕЯ (Manusheya)», — так звучит по-санскритски слово «человек». И в этом слове — МАНУШЕЯ — звучит то основное ощущение, которое связывалось с человечеством у значительной части людей. На что указывается, когда человеку дается имя МАНУШЕЯ, когда употребляют этот корень для обозначения человека? На духовное в человеке; человек определяется прежде всего как духовное существо. Когда хотят сказать: человек есть дух, все остальное есть лишь выражение, откровение духа, — если, значит, главную ценность человека видят в духе, — то говорят «Манушея». Но после того, что мы предварительно заметили, может существовать и другое воззрение. Главной целью, когда говорят о человеке, может быть и душа. Тогда меньшее внимание будет обращено на то, что человек есть дух. Больше будет подчеркиваться, что человек — душа. Все внешне физическое, то, что связано с физическим, отходит при этом обозначении человека на задний план. Обозначение человека берется из того, что живет в человеке как душевное, выражающееся в глазах, в стремлении человеческой головы в высоту. Если разобрать слово Антропос (греческое слово Антропос), разобрать его происхождение, то оно и выразит приблизительно это. Те, кто обозначали человека словом Манушея или подобно звучащим словообразованием, видели прежде всего духа, нечто исходящее из духовных миров. Те же, кто обозначал человека словом, звучащим как греческое Антропос, т.е. прежде всего греки, выражали душевное в человеке. Но возможно и третье. Возможно, что в человеке видят прежде всего внешнее, рожденное от земли физическое, сотворенное физическим путем. Тогда человека обозначат словом, приблизительно обозначающим: творящий или сотворенный. Это будет находиться в слове. Если разобрать происхождение слова Гомо (Homo), то в нем мы найдем вышеописанное.

8

Итак, перед нами три рода воззрения на человека, совершенно своеобразно распределенные. Но именно из этого распределения вам и станет ясным, что такой человек, как Юлиан, знавший об этих вещах, мог с известным правом инстинктивно искать духовного объяснения слову Сын Человеческий. В душе его возникла мысль: «Ты посвящен в Элевсинии. Но может быть возможно заставить посвятить себя и в персидские мистерии, и в мистерии, связанные с манихейским учением. Может быть там найдешь ты возможность осуществить то непрерывное развитие, к которому ты стремишься». Это грандиозная мысль. И как основанием похода Александра Великого отнюдь не было тривиальное стремление завоевать Азию, так и основанием персидского похода Юлиана Отступника было нечто иное, а именно то, на что мы сейчас намекали, а отнюдь не завоевание Персии. Он хотел узнать, сможет ли он глубже проникнуть в свою задачу при помощи персидских мистерий.

9

Дело станет яснее из следующего вопроса: «Чего не понял, собственно, Августин в манихействе? Что было непонято им в манихействе?». О последних целях манихейства сейчас еще нельзя говорить, но можно указать на некоторые внешние признаки (факты). Августин был в своей юности сильно и глубоко захвачен манихейством, которое затем было сменено им на римский католицизм. Что не смог он понять в учении манихейства? Чего не постигал он? Манихейское учение слагало не абстрактные понятия, отделяющие мыслимое от остальной действительности. Возникновение таких понятий было невозможно у манихеев, точно так же, как и у посвященных в Элевсинские мистерии. Я пытался указать на разницу между просто логическими и соответствующими действительности понятиями. В основе манихейского учения заложен принцип создавать не просто логические, а лишь соответствующие действительности понятия и представления. Из этого не следует, что в жизни не играют роли и недействительные представления. К сожалению, они играют большую роль в жизни, в особенности в наше время. Манихейское учение допускает создание таких представлений, которые не только остаются в мысли, но и обладают достаточной силой, чтобы влиять на природу, играя в ней роль. В манихействе совершенно было бы невозможно такое представление о Христе Иисусе, какое создается весьма часто. Во что обратился Христос Иисус во многих отношениях? В весьма неопределенное понятие о Христе, воплотившемся в Иисусе, благодаря Которому нечто совершилось в земном развитии. Ведь понятия были страшно обесцвечены, в особенности в XIX столетии. Но если спросить себя, мои милые друзья, может ли привести к чему-нибудь то, что приписывается христианской догматикой Христу и Его деяниям, то на этот вопрос нельзя ответить утвердительно, если отнестись к нему вдумчиво, серьезно, искренне и правдиво. Ибо, если христианские понятия не в силах представить себе такую Землю, которая является не могилой для человечества, а переносит его к новому измененному бытию, если этих сил хватит лишь на то, чтобы представить себе развитие Земли так, как это описывают современные естествоиспытатели, так, что Земля перестанет производить, что род человеческий угаснет, то здесь не помогут никакие представления о Христе Иисусе. Ибо, хотя Он и проявил для Земли известную деятельность, но представление о ней не настолько сильно, чтобы приподнять материю, чтобы мыслить ее в действительности, переходящей из земного состояния в будущее. Необходимы гораздо более сильные понятия, чем слагающиеся сейчас, чтобы обхватить ими Землю и дать ей возможность перейти к новому бытью.

10